— Как твое гнездышко? Притащила ты сюда еще какую-нибудь подушечку или рюшечку? — спросил он, переступая порог и с деланным недовольством оглядываясь.
Никаких подушечек и рюшечек в комнате не существовало, обстановка была простой, изящной и удобной, но раз хозяин такие слова произнес и повторял их, значит, все так и есть. Жена отлично понимала, что мужу здесь нравится, и на его высказывания просто не обращала внимания.
— Все-то тебе расскажи, — она мягко подтолкнула мужа к дверям. — Иди отмойся от своих мужиков, от тебя несет конюшней. Я тебя жду, дорогой.
— Слушаюсь, госпожа, — спикер вышел и с коротким смешком, который выводил из себя оппонентов и даже президента, сказал: — Я прямо из посольства Великобритании. При случае сообщу послу, что после встречи с ним от меня пахнет конюшней.
Выложенная черным кафелем купель пенилась перламутром. Спикер окунулся с головой, промыл волосы, вытянулся, раскинул руки. Он не мог похвастаться фигурой и стеснялся своего вялого коротковатого тела, но пышная пена скрывала ошибки, допущенные природой, и Эрику разрешалось сидеть на диванчике рядом с купелью.
Прислужник хозяйки и осведомитель хозяина включил воспроизведение записанного на пленку разговора, который состоялся днем между сыщиком и мадам.
— Это все? — спросил спикер, когда запись кончилась.
— Все, до последнего словечка.
— Ты олух. Ясно, мент умен, он задал конкретный вопрос и не получил ответа. Судя по его голосу, он человек, который привык добиваться ответов. Тебя обманули, как сопляка. Они гуляли по парку?
— Нет. — Эрик побледнел, облизнул пересохшие губы. — Они разговаривали только в приемной вашего кабинета.
— Никаких настораживающих звонков не было?
— Нет. Все как обычно.
— На семь утра вызови этого прокурорского прихвостня. Иди.
— Спокойной ночи, патрон. — Эрик поклонился и исчез.
Спикер, в мягком просторном домашнем костюме, походил на плюшевого мишку. Рукава были немного длинны, спикер не позволил увечить дорогую импортную вещь и подворачивал их, от чего вид грозного правителя становился еще более домашним и безобидным. Из огромной чашки, украшенной аляповатыми золотыми цветами, он пил слабенький очень сладкий чай с лимонным экстрактом. Жена, в атласном платье, подчеркивающем ее полноватую, но вполне привлекательную, даже сексуальную фигуру, из крохотной рюмочки пригубливала зеленоватый ликер.
Спикер хотел спать, ему казалось, что, если бы представилась возможность, он проспал бы сутки, возможно, больше. Он пытался сосредоточиться на этом чертовом убийстве, рассовать по полочкам события последних суток, понять, откуда и почему прозвучал, казалось бы, бессмысленный выстрел и как можно повернуть ситуацию с пользой для себя. Он в любой ситуации не терялся, полностью контролировал свои действия, четко определял необходимые шаги, их последствия, иначе бы так и гнил на кафедре, а не руководил парламентом великой державы. Но сейчас он расклеился, не видел шахматную доску, фигуры смешались, он даже путал цвета, не различал, где белые, а где черные.
— Все образуется, дорогой, ты сильный, мужественный и самый умный, — жена кончиками пальцев коснулась его руки. — Ложись спать и отмени утренние дела.
— Если бы, — жалостливо произнес он, взглянул на часы, — на семь я вызвал следователя. Ты говорила со своим милиционером, что он собой представляет?
— Умен, дерзок. — Лиана бросила быстрый взгляд на мужа. — Он считает, что стрелял профессионал.
— Открыл Америку, — фыркнул муж, — а как любитель мог сюда пробраться? Ты не жалеешь, что мы пригласили стороннего человека?
— Дорогой, ты все сделал правильно.
Спикер хотел возразить, мол, милиционера потребовал не он, а именно жена, но сработал рефлекс — если все правильно, значит, это его и только его заслуга.
— Кому мешала Оксана, простая девка? — Он поставил кружку, спрятал кисти в рукава, отчего стал выглядеть еще беспомощнее и больше походить на мягкую плюшевую игрушку.
— Не забивай голову, решай свои проблемы, убийством пусть занимается профессионал.
— Глупая, — он пожевал нижнюю губу — привычка, которую тщательно скрывал от посторонних, — этот выстрел, возможно, сейчас важнее всех моих дел.
Из-за приоткрытой двери в приемную, за которой находился кабинет, раздался приглушенный зуммер «кремлевки».
— «Ни сна, ни отдыха измученной душе», — продекламировал спикер и шмыгнул к телефону; сняв трубку, выдержал паузу и равнодушно сказал: — Слушаю.
— Имран Русланович, вы ведете себя неразумно, — произнес низкий мужской голос. — Когда история выплывет наружу, как вы объясните прессе и избирателям свое поведение? Вместо того чтобы громогласно объявить, что исполнительная власть беспомощна, разрешает убивать людей даже в доме спикера парламента, вы прячете труп и молчите.
— Раз вы такой смелый, представьтесь, пожалуйста, — от столь неожиданного звонка к нему вновь вернулось спокойствие. Он четко увидел шахматную доску, цвет фигур, оценил позицию, которая была не из лучших, но давала возможность для сильной контригры.
— Мое имя вам ничего не даст, зовите меня Избиратель. Я желаю вам победы, хочу видеть вас президентом.
— Спасибо, господин Избиратель, — ответил спикер. — Общих слов мне хватает в парламенте и на съезде, можете сказать что-либо конкретное?
— Могу. Утром все выплывет, обдумайте свою позицию. Второе: гоните этого мента, он человек лишний и опасный. Спокойной ночи, уважаемый Имран Русланович.
Спикер положил трубку, постоял у столика с телефонными аппаратами, словно ждал продолжения разговора, поняв, что ожидание глупо, вернулся в гостиную, к жене. Она молча смотрела на мужа, он хотел было сесть, передумал и после небольшой паузы сказал:
— Я, как всегда, прав, — в чем он прав в конкретном случае, спикер не пояснил, поцеловал жену и отправился к себе.
Последние годы супруги спали в разных комнатах.
Шел третий час ночи, а Гуров еще не ложился: чем больше он думал над происшедшим, тем больше запутывался. Он вспоминал все свои предыдущие расследования убийств, но аналогов не находил. Сыщик впервые столкнулся с миром политиков и не мог найти мотив преступления. Кому выгодно? Почему? Любовь? Корысть? Власть? Личный мотив и корысть отпадают сразу. Девушка никакой властью не обладала и никому мешать не могла. Убили по ошибке, стреляли в другого человека? Платье? Версия мадам? Даже если предположить, что мадам замешана в неизвестной сыщику истории и кому-то мешает, ее убрали бы совсем иначе. И уж, конечно же, поджидали бы не у окна кухни, где она могла появиться лишь случайно. Стрелял, безусловно, профессионал, однако сыщик чувствовал: убийство произошло спонтанно, без подготовки. Гуров пытался вырваться из замкнутого круга, но безуспешно, неизменно возвращаясь к версии, которая у него возникла при осмотре тела, когда он увидел свежие синяки на запястье и предплечье.
Девушка видела либо слышала то, что ей никак видеть и слышать не полагалось, а ее заметили, схватили за руку, возможно, пытались запугать или купить, не получилось, тогда дали команду срочно ликвидировать. Версия красивая, простая и достаточно правдоподобная. Даже мадам тотчас ткнула в слабое место. Потребовалось убить — на месте оказывается профессионал и пистолет с глушителем. С некоторой натяжкой такому совпадению можно объяснение найти. Убийца один из водителей, который привез своего хозяина? Трудно поверить, что депутата Верховного Совета возит профессиональный убийца. Однако всякое случается, полностью исключать подобный вариант не следует. Чтобы дать команду шоферу, необходимо выйти из особняка и оказаться на глазах у множества людей. В машину можно позвонить, уговаривал себя сыщик. Выйти из комнаты, якобы в туалет? В каком помещении высокие лица находились? Кто выходил? Где туалет? С какого аппарата была возможность позвонить? Так ведь никого не допросишь, ни один и разговаривать со мной не пожелает.
Гуров расхаживал по комнате, непроизвольно держался в стороне от окон, возможность покушения на себя исключал, но порой, наставляя молодых оперативников, любил повторять, что стопроцентная безопасность настоящему сыщику обеспечена только в гробу.
Произошло убийство, возбуждено уголовное дело. В качестве свидетеля можно допрашивать любого депутата. Теоретически. А практически, стоит в разговоре коснуться болевой точки — поднимется крик, подозреваемый встанет и уйдет. Допрашивать этих людей бессмысленно. Следует избрать иной путь: не от хозяина к убийце, а от исполнителя к хозяину.
Обувь убийцы была обработана химическим реактивом. Если это водитель, то как коврик ни мой, а где-то в машине криминалисты следы найдут. Только кто этих криминалистов в машину пустит? Опять тупик. Чего я уперся в водителей? По принципу — коли нет гербовой, приходится писать на простой? Утерянное ищут под фонарем, так как под фонарем светлее?